Эх давно это было но до сих пор обожаю этот маленький рассказик -
Боярин Овчина-Телепнев купил себе японца и кормил его рисом. Утром он собственноручно ставил перед пленником огромную чашу, садился рядом и, не мигая, в упор смотрел на склоненного Хаси-Баси. Японец ел медленно и странно, перебирая и ощупывая рис маленькими желтыми пальцами. Присутствие боярина не мешало его аппетиту.
После двух или трех часов трапезы на беспросветном лице Овчины начинали сокращаться какие-то посторонние желваки и мышцы, глаза краснели - боярин плакал.
Всех разорил, ирод, - причитал Овчина, - бороду стриг, ребро ломал, кафтан жег.
Куни-куни, - красиво спрашивал японец, отрываясь от риса.
Заслышав странное сочетание слов, боярин мгновенно забывал о бороде и ребре и, давясь хохотом, медленно отползал.
Хуни-Куни - повторял он сквозь мощные и небезвредные спазмы, - гунихуни.
Боярин любил японца за его полное безделье. Хаси-Баси сидел обычно в одной бесконечной позе и резво смотрел в никуда. Как бы боярин ни вставал и ни садился, мощная его фигура никак не попадала в узкий ракурс раскосых японских глаз.
По русской привычке испытывать все на прочность, Овчина, конечно, не утерпел и на третий день высек японца. Чужая розовая кожа удивительно вздувалась.
Хито-бито, - однообразно повторял японец, сопровождая музыку бича.
Когда обнаружилась какая-то кость, ибо мяса на японце совсем не существовало, Овчина прекратил пытку и, всплакнув, на руках вынес Хаси-Баси в горницу. Над изголовьем азиата мерцал томный Николин лик.
Став на колени, боярин долго и невнятно молился, путая Писание и присочиняя от лукавого. Ночью японцу стало хуже - он бесился, кусал пальцы, рвал одежду. Внезапно остепенясь, Хаси-Баси вдруг ясно глянул в смутное лицо Овчины и выкрикнул зловещую тарабарщину
Сех розолил илод, бооду стлиг, лебло ломай, кафтана жег.
Господи, - промычал Овчина, - изыди сатану от дома мово.
Поздно, - ответствовал угодник Никола, странным образом кося по-японски.
Банзай! - закричали оба.